Сибирскій царевичъ Василій Алексѣевичъ въ Архангельской ссылкѣ (1718—1727 гг.).
(Изъ архивныхъ дѣлъ дальняго Сѣвера)
Въ концѣ XVII в. и въ особенности въ первой половинѣ ХѴIII в. побережье Бѣлаго моря и Сѣвернаго Ледовитаго океана сь Соловецкимъ монастыремъ и г. Архангельскомъ въ центрѣ служило обыкновеннымъ мѣстомъ ссылки многихъ государственныхъ дѣятелей Россіи того времени. Такъ, въ Пустомъ озерѣ (Пустозерскѣ), a затѣмъ въ Красногорскомъ монастырѣ Пинежскаго уѣзда, Архангельской губерніи, въ концѣ ХѴII в., мы находимъ князя Василія Васильевича Голицына, любимца царевны Софьи Алексѣевны, а въ началѣ XVIII в. — князя Семена Щербатова, замѣшаннаго въ дѣлѣ царицы Евдокіи Ѳедоровны, первой супруги Петра Великаго и несчастнаго сына ея Алексѣя Петровича и князя Ивана Григорьевича Долгорукаго; въ Соловецкомъ монастырѣ князя Василія Лукича Долгорукаго, одного изъ верховниковъ временъ воцаренія императрицы Анны Ивановны, Петра и сына его Ивана Толстыхъ, любимцевъ Петра Великаго; въ Кольскомъ острогѣ Степана (отчества его, къ сожалѣнію, не знаемъ) Лопухина, изъ семьи Лопухиныхъ, близкой къ царицѣ Евдокіи Ѳедоровнѣ — первой супругѣ Петра I-го. Въ г. Архангельскъ были сосланы многіе изъ малороссіянъ, какъ сторонники извѣстнаго гетмана Ивана Мазепы, наприм., Максимовичъ, генеральный эсаулъ и судья, Лохвицкій, протопопъ Рогачевскій и др., такъ и противники его, какъ-то Данило Забѣла. Здѣсь же находился въ ссылкѣ учитель царевича Алексѣя Петровича — Никифоръ Вяземскій (впрочемъ недолго, всего годъ), здѣсь же мы находимъ и сибирскаго царевича Василія Алексѣевича, правнука грознаго нѣкогда сибирскаго царя Кучума.
О большинствѣ попавшихъ въ Архангельскую ссылку лицъ не сохранилось въ мѣстныхъ архивахъ никакихъ слѣдовъ; время и пожары истребили ихъ. Только о нѣкоторыхъ изъ нихъ уцѣлѣли и то отрывочныя кое-какія указанія. Къ числу этихъ немногихъ лицъ относится и сибирскій царевичъ Василій Алексѣевичъ.
Въ исторіи покоренія Сибири имя Кучума, послѣдняго сибирскаго царя, занимаетъ одно изъ первыхъ мѣстъ. Благодаря его энергіи и умѣнью ладить съ сосѣдями — ногайцами и татарами, основанное имъ новое Сибирское царство долго противостояло натиску русскихъ, долго боролось съ ними. И если русскіе въ концѣ-концовъ одолѣли царя Кучума, то благодаря только ружью, которымъ вооруженъ былъ отрядъ казаковъ, предводительствуемый Ермакомъ, a затѣмъ отряды русскихъ воеводъ, посланные ему въ помощь: оно сломило силу лука, которымъ вооружены были войска Кучума, и привело Сибирское царство „подъ высокую руку московскаго царя…» Разбитый русскими войсками, слѣпой, больной Кучумъ долженъ былъ бросить свое царство и бѣжать къ помогавшимъ ему ногайцамъ, которые въ концѣ-концовъ и убили его. Семейство его было взято въ плѣнъ и отправлено въ Москву въ качествѣ военныхъ трофеевъ; титулъ его „царь сибирскій» былъ присоединенъ къ титулу Московскаго царя наравнѣ съ титулами царствъ Казанскаго и Астраханскаго, а за сыновьями Кучума и ихъ потомками оставленъ былъ лишь титулъ „сибирскаго царевича», послѣднимъ носителемъ котораго и былъ названный выше Василій Алексѣевичъ.
Поселенные въ Москвѣ сыновья Кучума, за исключеніемъ Ишима, бѣжавшаго въ Сибирь обратно, скоро обрусѣли, приняли христiанство и зажили жизнью московскихъ бояръ того времени. Благодаря своему титулу, связямъ и средствамъ, потомки Кучума заняли при дворѣ московскихъ царей довольно видное положеніе и пользовались почетомъ. Правнука его, Василія Алексѣевича, мы находимъ въ числѣ лицъ, близко стоявшихъ къ Петру І-му и принимавшихъ участіе въ его развлеченіяхъ. Такъ, въ началѣ 1715 года онъ, вмѣстѣ съ своей женой, принималъ участіе въ шутовской свадьбѣ князя-папы И. М. Зотова: самъ сибирскій царевичъ въ докторскомъ костюмѣ того времени, въ охабнѣ и съ тулумбасами (въ родѣ литавръ) въ рукахъ, а жена его въ числѣ другихъ знатныхъ дамъ, въ польскомъ кунтушѣ (см. разсказъ Голикова объ этой свадьбѣ, помѣщенный въ книгѣ M. H. Семевскаго „Слово и Дѣло»). Но когда возгорѣлась борьба между Петромъ Великимъ и сыномъ его Алексѣемъ Петровичемъ, сибирскій царевичъ Василій Алексѣевичъ оказался въ числѣ сторонниковъ сына Петра: къ нему царевичъ адресовалъ нѣсколько писемъ, на него же впослѣдствіи указывалъ Алексѣй Петровичъ какъ на человѣка, которому извѣстна была переписка его, царевича, съ русскими, проживавшими за границей (напр. Макаровымъ); относительно его же близкій къ несчастному царевичу человѣкъ Иванъ Аѳанасьевъ при розыскѣ заявилъ, будто бы сибирскій царевичъ зналъ объ отъѣздѣ Алексѣя Петровича за границу, хвалилъ его за этотъ отъѣздъ, взялъ у несчастнаго Алексѣя Петровича на сохраненіе червонцы и утверждалъ, что духовникъ царевича протопопъ Егоръ повѣнчалъ царевича съ предметомъ его увлеченія Ефросиньей. Правда, при розыскѣ въ Тайной канцеляріи сибирскій царевичъ отвергъ сдѣланный на него оговоръ, заперся во всемъ; не сознался онъ ни въ чемъ и на дыбѣ (вискѣ) послѣ данныхъ ему 1-го и 3-го марта 1718 года 15 ударовъ. Но все-таки оговоръ Аѳанасьева и письма Алексѣя Петровича возымѣли свое дѣйствіе на сановниковъ, производившихъ разслѣдованіе дѣла царевича Алексѣя Петровича, и они, обсудивъ вину сибирскаго царевича, 16-го того же марта приговорили: въ виду того, что „Сибирскій царевичъ Василій съ 3-хъ пытокъ не винился во всемъ, что было написано на него, учинить его свободнымъ, a гдѣ ему жить, о томъ вел. государь укажетъ». Въ виду такого приговора слѣдователей государь Петръ I-й 24-го марта 1718 года указалъ: „Сибирскаго царевича Василья Алексѣева сослать въ ссылку въ гор. Архангельскъ.» (Истор. царств. Петра В., Устрялова, т. VI, гл. ѴII). Когда сибирскій царевичъ прибылъ, во исполненіе этого царскаго повелѣнія, въ г. Архангельскъ, свѣдѣній не имѣемъ; но думаемъ, что въ томъ же 1718 году, такъ какъ въ то время не любили медлить исполненіемъ судебныхъ приговоровъ вообще, а царскихъ въ особенности. Въ 1722 году мы находимъ его въ Архангельскѣ уже осѣдлымъ человѣкомъ. Къ этому времени онъ пріобрѣлъ себѣ здѣсь домъ въ предѣлахъ Успенскаго прихода, обжился и, какъ ревностный прихожанинъ, сталъ принимать дѣятельное участіе въ дѣлахъ прихода.
Такъ, вмѣстѣ съ причтомъ и почетнѣйшими прихожанами Успенскаго прихода онъ хлопочетъ предъ мѣстнымъ архіереемъ объ освященіи обновленной Крестовоздвиженской церкви, принадлежавшей къ названному приходу, какъ это видно изъ бывшей въ нашемъ разсмотрѣніи копіи грамоты холмогорскаго и важскаго епископа Варнавы, отъ сентября 1722 г. (копія эта находится при дѣлахъ Успенской, г. Архангельска, церкви). Живя своимъ домомъ, сибирскій царевичъ имѣлъ при себѣ и своихъ людей; при немъ жила, очевидно, и его семья, по крайней мѣрѣ мы видимъ при немъ сына Якова. Жилъ царевичъ свободно, имѣлъ значительный кругъ знакомыхъ, которыхъ и посѣщалъ и которые, несомнѣнно, и его посѣщали.
Несмотря на тяжелое время, которое переживала Россія въ первой четверти ХѴIII в., въ г. Архангельскѣ жилось въ это время довольно привольно: праздновали именины, справляли свадебныя пирушки съ достаточнымъ возліяніемъ ренскаго и другихъ заморскихъ и незаморскихъ питій и т. п. Въ развлеченіяхъ, устраиваемыхъ мѣстными жителями, нерѣдко принимали участіе и опальные люди, проживавшіе въ то время въ г. Архангельскѣ и сосланные сюда въ ссылку.
Въ 20-хъ годахъ ХѴIII в. въ г. Архангельскѣ въ числѣ другихъ чиновныхъ людей проживалъ нѣкій Филиппъ Власовъ, занимавшій должность, скромную по названію, но важную по своей сущности — секретаря Архангелогородской губернской канцеляріи — высшаго въ городѣ правительственнаго учрежденія. Благодаря своему служебному положенію и несомнѣнно личнымъ качествамъ, Власовъ пользовался въ мѣстномъ обществѣ извѣстностью и вліяніемъ. Въ Двинской лѣтописи (изданной Фокинымъ подъ редакціей Титова въ 1889 г.) имя его нѣсколько разъ упоминается на-ряду съ архіереями, губернаторами и др. важными лицами, проживавшими въ г. Архангельскѣ (стран. 150, 154, 160 и 165), и авторъ лѣтописи довольно подробно излагаетъ его служебную карьеру, отличавшуюся измѣнчивостью, какъ и многихъ другихъ общественныхъ дѣятелей того времени. 9-го января 1724 года, въ день празднованія памяти св. Филиппа, митрополита московскаго, пришлись именины Власова. По случаю такого событія у него собрались гости — мѣстный вице-губернаторъ, онъ же и начальникъ означенной выше канцеляріи Петръ Ефимовичъ Лодыженскій, первое лицо въ городѣ по своему положенію (губернаторы въ то время не жили въ Архангельскѣ), начальникъ мѣстнаго гарнизона подполковникъ Иванъ Стражинъ съ маіоромъ Петромъ Ярославовымъ, канцеляристъ той же губернской канцеляріи и ближайшій помощникъ именинника Власова Прокофій Гусаровъ, прапорщикъ мѣстнаго гарнизона Иванъ Золотиловъ, подъячій, онъ же и копіистъ, Алексѣй Едемскій, нѣсколько мѣстныхъ купцовъ — Семенъ Ивановъ Окуловъ, Иванъ Яковлевъ Клюевъ и пр. Пришелъ поздравить именинника и проживавшій въ то время въ г. Архангельскѣ сибирскій царевичъ Василій Алексѣевичъ съ сыномъ своимъ Яковомъ въ сопровожденіи своего человѣка Семена Латышева. Послѣ плотнаго обѣда съ приличнымъ возліяніемъ, окончившагося въ сумеркахъ, вице-губернаторъ Лодыженскій уѣхалъ домой; прочіе же гости остались продолжать пиршество. Къ продолженію его между прочимъ послужило то обстоятельство, что одинъ изъ гостей, подполковникъ Стражинъ, въ тотъ день обвѣнчался (очевидно съ старой своей зазнобой) и по этому поводу настроенъ былъ радостно. По отъѣздѣ вице-губернатора Стражинъ велѣлъ подать ренскаго вина и большой бокалъ и, объявивъ гостямъ о своемъ бракосочетаніи, сталь угощать ихъ виномъ. Ренское пришлось по вкусу гостямъ. Выпивъ по бокалу, а можетъ быть и по другому, хозяинъ Власовъ, а съ нимъ и гости его разошлись, сдѣлались „шумны», какъ въ то время выражались. Стражинъ, Окуловъ и Власовъ, очевидно обладавшіе порядочными голосами и умѣвшіе пѣть, затянули разныя церковныя пѣснопѣнія, пропѣли между прочимъ: „кто Богъ велій, яко Богъ нашъ творяй чудеса», a затѣмъ подполковникъ Стражинъ, какъ обладавшій повидимому сильнымъ голосомъ и болѣе другихъ знакомый съ церковнымъ уставомъ, взялся провозгласить многолѣтіе съ такъ называемымъ большимъ (т. е. полнымъ) царскимъ титуломъ, употребляемое по церковному уставу только два раза въ году — въ навечеріе Рождества Христова, да въ Благовѣщеніе, и вотъ, когда дошелъ онъ до перечисленiя инородческихъ царствъ Казанскаго, Астраханскаго и Сибирскаго, находившійся тутъ же сибирскій царевичъ Василій Алексѣевичъ, повидимому бывшій въ достаточной степени взвинченности отъ воспринятыхъ питій, заслышавъ слова „царь сибирскій», неутерпѣлъ и крикнулъ: „это я и есть царь сибирскiй». — „Какой ты царь сибирскій», возразилъ ему на это Стражинъ: „ты татаринъ!» и при этомъ обозвалъ его дуракомъ. — Сибирскій царевичъ замѣтилъ Стражину, что онъ правнукъ Кучума, сибирскаго царя, что дѣдъ и отецъ его были тоже сибирскими царями. Изъ-за этого среди пировавшихъ поднялся большой шумъ и крикъ, кончившійся тѣмъ, что царевичъ, обругавъ подполковника Стражина неприличными словами, вышелъ изъ дома Власова на улицу. Хозяинъ и гости его были очень смущены происшедшимъ случаемъ, а когда винный угаръ прошелъ и они вспомнили про грозную канцелярію тайныхъ розыскныхъ дѣлъ съ знаменитымъ Ушаковымъ во главѣ, съ застѣнкомъ и битьемъ кнутомъ и батогами, то пришли въ окончательное уныніе. Да и было отъ чего!… Вѣдь въ присутствiи ихъ, публично, сибирскій царевичъ заявилъ претензію на одинъ изъ царскихъ титуловъ, назвался сибирскимъ царемъ, а они не дали ему надлежащаго отпора, выпустили изъ дома… Обсудивъ случившееся, Власовъ и Гусаровъ, какъ люди опытные въ дѣлопроизводствѣ тайной канцеляріи, исполнителями коей были въ Архангельскѣ, порѣшили донести о продерзостныхъ словахъ сибирскаго царевича Василія Алексѣевича Архангельской губернской канцеляріи. И вотъ на другой день — 10-го января, сначала подполковникъ Стражинъ, a затѣмъ Ярославовъ, Власовъ и Гусаровъ входятъ въ означенную канцелярію съ „доношеніемъ» о произошедшемъ наканунѣ въ домѣ Власова случаѣ. Всѣ четыре доношенія весьма сходны по содержанiю, очевидно составлены при совмѣстномъ обсужденіи всѣхъ подавшихъ „доношеніе»; при чемъ въ поданныхъ доношеніяхъ умѣлою рукою смягчена была, на сколько возможно, пьяная обстановка дѣла. Изъ доносителей Власовъ, какъ хозяинъ помѣщенія, въ которомъ произошелъ непріятный инцидентъ, видимо настолько растерялся, что перепуталъ мѣсяцы и помѣтилъ свое доношеніе 10-мъ декабря 1724 года, вмѣсто 10-го января. На слѣдующій день 11-го января губернская канцелярія, съ вице-губернаторомъ Лодыженскимъ во главѣ, приступила въ провѣркѣ поданныхъ ей доношеній и подвергла допросу участвовавшихъ на пиру Власова гостей его. Всѣ они подтвердили доношеніе Стражина и др. за исключеніемъ, впрочемъ, человѣка царевича Латышева, который заявилъ, что при немъ царевичъ не называлъ ни себя, ни своихъ дѣда и отца сибирскимъ царемъ, а только сказаны „его (пра)дѣдъ былъ сибирскій царь», да Золотилова, который отозвался, что во время происшествія онъ стоялъ на крыльцѣ дома Власова и потому, что говорилъ въ это время въ домѣ сибирскій царевичъ, не знаетъ; слышалъ лишь впослѣдствіи отъ Стражина, Ярославова, Власова и Гусарова, будто бы онъ называлъ себя сибирскимъ царемъ. 14-го января въ домъ сибирскаго царевича пріѣхалъ плацъ-маіоръ мѣстнаго гарнизона Мих. Ив. Салтыковъ и взялъ въ канцелярію для допроса сына царевича Якова. Что послѣдній показалъ въ губернской канцеляріи, не извѣстно. По возвращеніи изъ губернской канцеляріи сынъ сибирскаго царевича разсказалъ своему отцу, по какому поводу его требовали туда. Тогда царевичъ и съ своей стороны нашелъ нужнымъ изложить канцеляріи на письмѣ (тоже въ формѣ доношенія) о случившемся 9-го января въ домѣ Власова. Описавъ подробно то, что происходило тамъ въ означенное время вплоть до провозглашенія подполковникомъ Стражинымъ многолѣтія съ большимъ царскимъ титуломъ, царевичъ объяснилъ затѣмъ, что когда Стражинъ упомянулъ про царства Казанское, Астраханское и Сибирское, то онъ, царевичъ, „на то ево слово въ пьянствѣ своемъ молвилъ, что прадѣдъ его того царства сибирскова былъ царь сибирскiй Кучумъ Алеичъ, а что въ доношеніяхъ (Стражина и др., содержаніе коихъ очевидно было ему сообщено чрезъ сына его Якова) написано, что онъ, царевичъ, нижайшій, будто отца своего и себя называлъ царемъ сибирскимъ, то за пьянствомъ сказать не помнитъ. А что они, подполковникъ Стражинъ и маіоръ Ярославовъ, и секретарь Власовъ и канцеляристъ Прокофей Гусаровъ въ доношеніяхъ своихъ пьянство утаили, а о томъ прапорщика Ивана Золотилова, Семена Окулова и Ивана Клюева допросить». Вице-губернаторъ Лодыженскій однако не нашелъ нужнымъ допрашивать означенныхъ лицъ, а все подлинное дѣло отослалъ съ нарочнымъ солдатомъ въ тайную канцелярію на ея разсмотрѣніе, постановивъ при этомъ содержать сибирскаго царевича Василья въ Архангельскѣ «на прежнемъ основанiи». Дѣло царевича отослано было изъ Архангельска 22-го января, а 12-го марта, съ почтой, а не съ нарочнымъ, полученъ былъ въ Архангельскѣ указъ изъ канцеляріи тайныхъ розыскныхъ дѣлъ за подписью грознаго въ то время генералъ-маіора Ушакова и др., отъ 18-го февраля, о томъ, что канцелярія, разсмотрѣвъ присланное вице-губернаторомъ архангелогородскимъ Лодыженскимъ дѣло о сибирскомъ царевичѣ, не нашла нужнымъ болѣе разслѣдовать его „понеже тѣ слова (сибирскаго „вича», какъ сказано въ указѣ, вмѣсто царевича) были при такой компаніи, въ которой извѣтчики и отвѣтчикъ были всѣ шумны (т. е. пьяны), гдѣ было и подполковнику Стражину при такомъ шумномъ случае неприличному многолѣтія упоминать не подлежало, чего и впредь продерзостныхъ словъ при компаніяхъ извѣтчикамъ и отвѣтчику весьма опасатца».
Получивъ такой милостивый указъ въ губернской канцеляріи, секретарь ея Филиппъ Власовъ, очевидно, съ большимъ удовольствіемъ сдѣлалъ на немъ надпись: „полученъ спочтой марта 12-го дня 1724 г., написать въ реэстръ», а канцеляристъ Гусаровъ съ такимъ же удовольствіемъ скрѣпилъ эту надпись, а также резолюцію вице-губернатора Лодыженскаго о записи въ протоколъ полученнаго указа и объ исполненіи по нему. Но болѣе всего радъ былъ такому благопріятному исходу дѣла, конечно, сибирскій царевичъ Василій Алексѣевичъ… Только послѣ этого случая ему пришлось разстаться съ своимъ титуломъ „сибирскій царевичъ».
По примѣру канцеляріи тайныхъ розыскныхъ дѣлъ его стали звать лишь вичемъ сибирскимъ и въ самомъ заголовкѣ дѣла о немъ въ словѣ „царевичъ» первые два слога были выскоблены и оставленъ быль только послѣдній слогъ „вичъ». Сыну же его Якову и его нисходящимъ присвоенъ былъ уже княжескій титулъ, и потомки сибирскаго царевича стали называться только сибирскими князьями.
Какъ долго послѣ этого случая прожилъ сибирскій царевичъ Василiй Алексѣевичъ въ Архангельскѣ, точныхъ свѣдѣній не имѣемъ. Но можно съ увѣренностью сказать, что съ воцареніемъ императора Петра II, сына несчастнаго царевича Алексѣя Петровича, во 2-й половинѣ 1727 года, онъ, какъ и другіе сторонники сего послѣдняго, получилъ свободу и выѣхалъ изъ Архангельска: въ бывшемъ въ нашемъ разсмотрѣніи рапортѣ причта Успенскаго г. Архангельска прихода и почетнѣйшихъ прихожанъ его, поданномъ въ ноябрѣ 1729 года мѣстному архіерею по поводу осмотра и оцѣнки хоромнаго строенія, принадлежавшаго бывшему діакону того же прихода Ив. Федорову, имени сибирскаго царевича, въ числѣ знатныхъ прихожанъ, уже мы не встрѣчаемъ, очевидно къ этому времени онъ уѣхалъ изъ мѣста своей ссылки г. Архангельска.
